Просто задумалась над темой выбора.
А четвёртая строфа никак не идёт, но просится, как же просится!

Ангелы крылаты и бессмертны.
Демонам дорога - с небом бой.
Людям же – последним жертвам скверны,
Выбор дан: сражение с Судьбой.

Что и как в дальнейшем обернётся,
Только выбор жребием покажет.
Выбор болью в сердце отзовётся,
Выбор договором с жизнью свяжет.

Выбор - это наше наказанье.
То, что различает нас и Первых.
Вроде бы свобода и признанье,
Вроде бы года убитых нервов…

Знаешь, каково это, быть с тобой?

Это когда все слова, все монологи, загодя заготовленные, застревают в горле, а язык становится неповоротливо-бестолковым, и вместо внятной речи выходит странное:

- Ааа…ноо..

А потом, просто посмотреть, убедиться, что это ты, и что не собираешься исчезать, и произносишь тихо:

- Я рад, что я снова с тобой…

Нет, не знаешь. Даже не догадываешься, что это означает для меня.

Ты улыбаешься и отпускаешь сальную шуточку, а я… нет, я не краснею и не злюсь. Но колени начинают предательски дрожать, и я снова не нахожу подходящих слов, чтоб ответить тебе.

- Знаешь, я ведь скучал по тебе…

Вздрагиваю и улыбаюсь. Глупо-глупо, чувствую, как внутри поднимается давно позабытое тепло. И согреваюсь, запасаюсь этим теплом, ведь за этой улыбкой, за этим летом снова последует осень усталости и зима отчуждения. Но пока…

- Я тоже рад…



Наверное, я хотел бы быть другим. Хотел бы улыбаться всей душою, дарить тепло слов, всех сразу, что есть на свете и все тебе, хотел бы отдаваться всецело единому ощущению, подпитывая горящие угли от пламени твоего взгляда, жаркого дыхания чувств, но... всегда есть крохотное "но". Пожалуй, ты сказал бы, что не ждешь от меня ничего в ответ, даже никаких ответных мыслей на твои высказанные... А я, не желая оправдываться, не хочу молчать... И всякий раз, когда ты говоришь приятные нежности, отпускаю в ответ нелепые и неуместные шутки лишь ради дистанции. Я слишком порос шипами. Моя шкура давно похожа на спину дикобраза. И потому мне легче молчать, ведь молчание золото. И все, что я могу ответить, это односложное:

- Привет. Все отлично.

Вместо того, чтобы расписать собрание сочинений, раскрывшись подобно жемчужной раковине. Хотелось бы знать, что это лишь напускное, что это только самовнушение. Но увы, это не так... Чтобы быть со мной, нужна недюжая выдержка. Наверное, надо меня хорошо знать, чтобы видеть, где хОлодность, а где забота, поскольку в моих устах они мало отличимы для стороннего человека. Но тебе нужно не это... Тебе нужен настоящий жар раскаленной печи страсти и колейдоскоп чувств, а не холодные кирпичи старой кладки, не вбирающие, как и не отдающие тепло зажженого рядом с ними огня. И не говори, что это не так... Я вижу... Закрой глаза... И забудь все то, что доставляет тебе боль... И поверь, я буду в этом списке...



Со мною рядом было тепло. Был огонь и была страсть. Настоящие, такие, каких может больше никогда не быть. Вот только, я сам отрёкся от них, заставил угаснуть.

Я тысячу раз, без преувеличения, зарекался. Тысячу раз проклинал сам себя, ненавидел весь мир за всё, что было, за всё, чего не будет. Я тысячу раз убивал себя, калечил, с корнем выворачивал, стараясь позабыть всё, что связано с тобой. Хуже всего ночами. Долгими, мучительными, дождливыми. Когда я сижу и слушаю дробь капель по крыше, и мне хочется кричать на весь дом. Вместо этого – сжимаю кулаки и закусываю губы. И молчу.

И хочу сказать, что не нужен, совсем не нужен и не интересен. И говорю. И самому себе вру. И снова себя же проклинаю за свою слабость, за свою себе ложь.

Я закрываю глаза.

Я отключаю себя, закрываюсь от мира. Я умираю в себе, лишь бы только не чувствовать где-то там, далеко, тебя. И когда на последнем дыхании впускаю в себя мир, первое, что воскресает – мысль о тебе.

Я ничего не могу сделать. Один раз впустив тебя в себя, мне не остаётся больше ничего.

Драббл, написан на тот же фест "драбблы с пол-пинка"

вот так я пишу ПВП



читать дальшеЭто всё нервы. Долбанное нервное напряжение, когда изо дня в день у тебя есть только бесконечные толпы озабоченных школьниц, шарахнутая на всю голову Мэнкс с её заскоками и патетическими речами о Свете и наказании отродий Тьмы, и постоянные задания. Кровь, рок-эн-рол, и секс. Вот наш стиль жизни.

Каждый из нас может схлопотать пулю в лоб. В любой момент. Мы были рождены чтоб прожить короткую, но чертовски опасную жизнь. Яркими моментами в ней можно назвать только кровавые пятна на нашей одежде и руках, когда мы добираемся в Конеко, ну… может, ещё эти цветы. Вряд ли на наших могилах посадят хоть чахлые незабудки…

Дурацкие мысли.

Выхожу из душа, на пороге сталкиваюсь с Йоджи. Блондин как всегда многозначительно хмыкает, и толкает меня назад. Лучший выход из положения, аллилуйя!

Я не говорил, что у меня срывает крышу всякий раз, когда мы возвращаемся с очередной миссии? У всех нас срывает. Вот только каждый из нас снимает напряжение по-своему.

Тонкие сильные пальцы его тут же сходятся на моей заднице, и я, вцепившись в его плечи, обвиваю ногами бёдра. Естественно, кроме полотенец ни на мне, ни на нём нет ни черта. Это даже, к лучшему. И мне откровенно наплевать, что он, без особых нежностей врывается в меня. Плевать, что спина елозит по холодным мокрым плиткам стены, когда от трахает меня. Мне плевать даже на то, что в открытую дверь душа заглядывает Кен, привлечённый нашей вознёй. Но мне, чёрт подери, приятно, что он не сваливает, как обычно. Мне нравится, как он целуется. После его поцелуя остаётся устойчивое ощущение, будто меня только что отымели в рот. Одно слово – безбашенный тип.

- Что… надоело дрочить, малыш?..

Он сверкает глазами, и коротко ухмыляется. Его руки неспешно скользят по плечам блондина, а совершенно фантастические губы оставляют феерический засос на кудовской шее. Девушкам старше 18-ти такое только во сне пригрезится может.

Я вижу, как Хидака, не отрывая глаз от моего лица вставляет плейбою по самое… ааа… более возбуждающего зрелища я попросту никогда в жизни не видел…



- Эй… кажется, мы кое-кого обидели. – Кудо помахал перед моим носом ярко-розовой самоклеющейся бумажкой, содранной с кофеварки. Бумажка не осталась бы незамеченной по целой одной причине. Именно по причине своего весьма стратегического местонахождения.

«Суки вы, парни… » и подпись: Оми.