Конфетти

[never-agen]

Конфетти
Продолжение
Часть 3.


1.

Влад метался по пустому залу, даже не пытаясь взять себя в руки. Работа над постановкой шла полным ходом, и вроде было все в порядке, но… Внезапно все это оказалось таким неважным. Только обрамлением ко всему тому безумию, которое, как чувствовал Влад, все больше захватывало его. Когда все мысли внезапно сконцентрировались на странном мальчишке. Мальчишке, который танцевал так, что от восторга перехватывало дыхание и хотелось материться в голос от переполнявших эмоций. Но Владу казалось, что этого мало. Что Мир способен на большее. Гораздо большее. У него был настоящий талант. Такой, какого не было в его собственном сыне, да и в нем самом. Сколько себя Влад помнил, он всегда предпочитал что-то резкое, четкое, быстрое. И не потому что такие танцы любил больше. Просто ему всегда казалось, что это получается у него лучше всего. А в Мире… Мир, казалось, умел все. И Влад, как одержимый, выжимал из него все, что мог. Он словно проверял пределы его прочности, возможностей. И с каждым днем все больше убеждался, что их просто не существует. Но когда заканчивалась репетиция и усталые ребята расходились по домам, все забывалось. И Влад не хотел… Нет, запрещал себе думать о том, что на самом деле все это лишь способ не сорваться. Потому что… смотреть на Мира было больно. Знать, что этот мальчик – ЕГО сын – невыносимо. И он раз за разом заставлял его повторять танец, репетировать до изнеможения. Чтобы видеть в нем только гениального танцора. И только его.
Влад заставил себя остановиться и все-таки взять себя в руки: репетиция начнется через полчаса, а минут через пятнадцать подтянутся ребята. Нужно собраться. Просто собраться. Вспомнить о том, что он – режиссер-постановщик. И забыть о том, что его зовут Влад Соколовский. Нет, уже Всеволод Соколовский.
- Добрый день, - дверь открылась, и в зал вошел Мир. Влад вздрогнул и еле подавил в себе паническое желание сбежать.
- Здравствуй, - Влад попытался приветливо улыбнуться. И у него даже получилось. – Ты сегодня рано.
- Так получилось, - ровно, спокойно ответил Мир, и Влад в который раз задал себе вопрос о том, почему этот мальчик так спокоен. Почти холоден. О, да, безукоризненно вежлив. Влад усмехнулся про себя. Это же ЕГО сын. Он просто не может быть другим. Внезапно желание растормошить Мира, засыпать его вопросами о жизни, о семье, заставить смеяться просто накрыло его с головой.
- Проблемы? – спросил он и присел на скамейку. Все равно пока больше никого нет. Так почему бы и не уступить своему желанию и не поболтать немного?
- Нет, - Мир проигнорировал его приглашающий жест и остался стоять. Влад закусил губу и растерянным жестом взъерошил волосы. Он, конечно, не школьный учитель, чтобы разбираться в детской психологии, но обычно ему удавалось найти общий язык с детьми. А Ратмир… Он был словно не от мира сего. А Влад так хотел увидеть его улыбку… Может, она будет похожа на ЕГО улыбку? Влад вздрогнул, когда сердце сжалось. Нет… Нельзя. Иначе он действительно сойдет с ума.
- Твоя семья не против того, чтобы ты участвовал в этом шоу? – Влад сам не знал, зачем он это спросил. Хотя нет, знал. Но боялся признаться в этом даже самому себе.
- Нет. Мне повезло с отцом. Он поддержал меня, - странные, красивые глаза Мира потеплели, и Влад замер, боясь спугнуть это мгновение.
- Даже зная, что это – небезопасно? – Влад был действительно удивлен.
- Да, - Мир вскинул голову, в первый раз за все время заглядывая Владу прямо в глаза. – Он волнуется за меня, но уважает мой выбор.
- Тебе… действительно повезло с отцом, - глухо произнес Влад, отводя взгляд. Нет, только не думать, не думать…
- Я люблю его больше всего на свете, - в обычно спокойном голосе Мира сейчас ясно чувствовалась сила и почти ярость. – И сделаю все, чтобы не разочаровать его.
Влад нахмурился. Кажется, теперь он понимает, откуда в Мире столько упорства.
- Ты не можешь его разочаровать. Ты же его сын.
- У вас есть дети? – Мир склонил голову, и Влад еле успел закусить губу, чтобы не выпустить на волю болезненный стон. ЕГО жест. А потом до него дошел вопрос, и Влад расслабился, улыбнулся.
- Есть. Сын. Почти твоего возраста.
- И вы ни разу не разочаровывались в нем? – что-то в голосе, а, может, взгляде Мира Владу не понравилось. Словно в этих словах был еще какой-то смысл, который он понять не смог.
- Разочаровывался?
- Да. Например, в том, что он не унаследовал ваш талант к танцу.
- С чего ты это взял? – Влад сдвинул брови.
- Ну, в обратном случае он был бы здесь, - Мир пожал плечами. – Разве не так?
- Он… не может танцевать, - говорить об этом было тяжело, да и просто не хотелось, но что-то внутри словно заставляло его. – В детстве он попал в аварию. Сбил пьяный водитель. Сломал ногу и разорвал связки, - пальцы сами собой сжались в кулаки, когда перед глазами замелькали воспоминания о том дне. Крик, визг тормозов и напряженный голос, зовущий его, папу. Шок, больница, костыли, полные боли и вины глаза сына. Настоящей, взрослой вины. Еще совсем детские пальчики, отчаянно сжимающие больничную пижамку, тихое «прости», и Влад с силой стиснул зубы. Больно… До сих пор больно. Его мальчик, его ребенок… Слишком быстро повзрослевший. Чуть прихрамывающий, искрящийся, никогда не унывающий и так отчаянно боящийся показать свою боль и страх одиночества. Оказаться вдруг ненужным. Тянущийся к ласке и с таким упорством отталкивающий ее.
- Наверное, это больно, - тихо, но снова абсолютно спокойно произнес Мир, и Влад вынырнул из своих тягостных размышлений.
- Да. Больно. Очень, - четко произнес он, глядя ему прямо в глаза. – Но он – мой СЫН. Какой бы он не был. Я буду рядом с ним всегда. Чтобы он не сделал, я поддержу его.
- Чем он занимается? – показалось, или в глазах Мира действительно промелькнул интерес?
- Он актер.
- И вы довольны его выбором?
Влад не смог сдержаться, и все эмоции отразились на его лице:
- Нет. Я хотел бы для него другой жизни. Изображать из себя паяца на потеху зрителю и играть чужие жизни... Нет. Но это – ЕГО выбор. И я его уважаю. Так же, как твой отец уважает твой. Нет, даже не так… Я горжусь им ни смотря ни на что. И знаю, что он добьется многого.
- Понятно, - выдохнуло Мир, как показалось Владу, теряя интерес к разговору. – Ему тоже повезло с отцом.
Влад невесело хмыкнул. Эта беседа вытянула из него всю душу. Похоже, способность выворачивать все чувства наизнанку – генетическая. И Ратмир умеет пользоваться ею в совершенстве.
- Добрый день! Здравствуйте! – дверь снова открылась, и сразу стало шумно. Влад кивнул вошедшим ребятам и с силой потер лицо. Пора работать. Хватит на сегодня откровенных разговоров.
Влад встал, потянулся, снял рубашку, нагнулся к сумке и чертыхнулся. Диск с записью музыки для нового танца остался дома. Растяпа. Придется просить Макса, чтобы привез. Кажется, сейчас он уже должен отыграть свой этюд и освободиться.
Влад кивнул переодевающимся ребятам: «Разминайтесь», и вышел из зала, набирая на ходу номер.
- Макс? Привет, сын. Мне очень нужна твоя помощь.

2.


Телефон вибрировал в кармане джинсов. Вибрировал тихо. Чусова не любила, когда в самый ответственный момент от мыслей отвлекает какая-нибудь новомодная трель. Дмитрий замолчал и Макс, наконец, смог отвести от него взгляд. Потянуться за трубкой и даже нажать на кнопку. Что-то тихо дотлевало в серо-зелёных глазах человека, сидящего напротив и потому, когда в динамике раздался голос отца… пепел точно сдуло порывом ветра и в глазах полыхнуло, как вспышка молнии, как сверхновая, чтоб тут же скрыться под сенью длинных не по-мужски ресниц.
- Да, отец, – и потом, даже не выслушав ещё просьбы, - Всё, что скажешь…
Макс нахмурился. На отца совершенно не похоже. Что-то забыть, само собой. Работа для него слишком важна, потому и срабатывала педантичность, которая иногда попросту отсутствовала в каких-то чисто бытовых моментах.
- Прошу прощения, мне нужно уйти, - Максим тяжело поднялся на ноги. Предстояло ещё добраться до машины, потом проехать пол-города, чтоб добраться домой и всё-таки забрать диск. И мчаться в студию к отцу. – Спасибо Вам. Эта беседа…
- Ещё не окончена, Максим. У меня есть для тебя предложение. И надеюсь, оно тебя заинтересует.
- Предложение? – Макс потянулся за бумажником, но Дмитрий жестом остановил его. Расплачиваться он намеревался сам.
- Предложение, - кивнул Берг. Из элегантного бумажника на свет появилась визитка, на оборотной стороне которой он быстро написал номер. – Меня сложно удивить. Зацепить ещё сложнее. Тебе это удалось. Поверь, подобное предложение я делаю впервые. Эксклюзив, так сказать, – быстрая улыбка осветила лицо и затерялась на дне глаз. – Это номер телефона моего старого друга. Он режиссёр. Художественный руководитель театра Луны. В своё время он помог мне и взял с меня слово, что если мне встретится на пути человек, которого я действительно захочу порекомендовать ему, я это сделаю. Потому сопротивляться собственному желанию я не стану.
Берг протянул ему руку и Макс с некоторой оторопью пожал её. Уж очень неожиданным было предложение. Слишком неожиданным.
- Спасибо, - непослушными губами улыбнулся Макс.
- До встречи?.. – вернул улыбку Дмитрий. И Максим энергично кивнул.

Дорога домой, а потом и в студию превратилась в испытание, достойное аргонавтов. Хотя нет, Одиссея и его команды. Нога на педали немела, пробка, потом долго и настойчиво пытался припарковаться… И когда он всё-таки преодолел все препятствия и расстояния, и вошёл в большой репетиционный зал, то был выжат как грейпфрут, который утром стал порцией его сока.
- Привет тебе, о Всеволод ибн Андрей! Квест выполнен успешно. Где мои принцесса и полцарства?
Влад кинул на сына отсутствующий взгляд, пару мгновений смотрел на него, а потом в глазах появилось осмысленное выражение. Он кивнул Максу, а потом губы сжались в тонкую полоску, когда Влад заметил, как сильно хромает сын. Черт… Надо было съездить самому.
- Иди, сюда, отдохни, - он мягко улыбнулся Максу. – Принцессу не обещаю, но полцарства – запросто. Тебе сейчас дарственную подписать или подождешь моей смерти?
- Фи, pater noster, фи, и ещё раз фи! – Макс крепко обнял грозу танцоров и постарался добраться до скамейки как можно быстрее и как можно ровнее. Стиснул зубы, пока садился и вытянул больную ногу так, чтоб никому не мешать. – Принцесс у тебя полный зал, а ты мне сразу о дарственной! Живи и здравствуй. Мне в короли покуда не хочется. Это, знаешь ли, налагает определённые обязательства. Никаких загулов, абсента и зелёных чертей. А я натура тонкая, творческая…
Взгляд с любопытством оглядывал присутствующих. Кто-то уже взмок, и музыки не надо. Отец и на счёт может кого угодно заездить до полусмерти. То-то у него взгляд совсем уж неземной стал. Ушёл в себя, вернусь не скоро.
Влад, улыбаясь, смотрел в зал. Пора. Ребята разогрелись достаточно, диск снова у него, а Мир, кажется, уже начал откровенно скучать. Он легко коснулся руки Макса, словно прося разрешения покинуть его, и направился к музыкальному центру. Повозился с диском, ища нужный трек. Нашел, поставил его на паузу, настроил громкость, и встал перед оживившимися танцорами.
- Вижу, вы готовы. Тогда давайте повторим то, что разучили вчера. Все всё помнят? – оглядев неуверенные лица, Влад только вздохнул и кивнул Миру. – Давай начнем с тебя.
Влад подождал, пока остальные освободят место, отошел сам и нажал кнопку пульта дистанционного управления. Музыка обрушилась на зал, заставив жалобно звякнуть зеркала, а стоящего посреди зала юношу – превратиться в язык пламени. Веселый, злой, вечно юный и обманчиво нежный. Влад замер, забыв обо всем и откровенно любуясь каждым движением гибкого тела, которым Мир владел в совершенстве. Немыслимые прогибы, высокие прыжки, вращения на месте… От этого танца захватывало дух.

...что и требовалось доказать. Всеволод Соколовский в зале и дома – разные люди. Совершенно разные. Как небо и земля. Максим улыбнулся, зная, что его улыбки отец не увидит. Даже если он сейчас растворится в воздухе или без затей просто встанет и уйдёт – отец и тогда это заметит только, когда надо будет собираться домой. Хотя… Нет, не заметит. Слишком поглощён.
И весь ужас в том, что стоило только один раз увидеть, КАК двигается этот парень, которого отец вызвал первым. Увидеть, чтобы со всей отчётливостью понять: отец нашёл того, за кого стоило биться, кого стоило гонять до кровавых мозолей, чтоб оттачивать, оттачивать совершенный дар, величайший талант. Потому и мыслями Всеволод Соколовский только с ним, с этим парнем, целиком и полностью. В танце. Во вспышке. В рывке…
Макс переводил взгляд с танцора на отца. И впервые боль, как жидкий металл затопила душу, сжигая заживо. Он, Максим Соколовский никогда не будет танцевать. Никогда. Его потолок… бражка из водорослей. Желчь на корне языка. Никогда отец не будет смотреть на него ТАК. Восторженно, потерянно, внимая каждому жесту, каждому движению.
Макс зажмурился и тяжело сглотнул, борясь с тошнотой. Безумно захотелось сбежать, но что-то держало. Может поразительная, ирреальная красота танца? Или отрешённая, аскетичная красота танцора?

Мир приземлился после умопомрачительного прыжка и вскинул голову, отбрасывая назад длинные пряди. Эффектный жест, призванный не менее эффектно завершить танец. Потрясающий танец. Собственным исполнением которого Мир был все еще недоволен. Он может лучше. И прав Соколовский, заставляющий его раз за разом репетировать.
- Отдышись пока, - тот кивнул ему, и Мир отошел. – Теперь общую партию.
Ребята зашумели, повскакивали с пола и какое-то время на паркете творился форменный хаос. Но потом все встали на свои места, Соколовский включил музыку и начался новый танец.
Чтобы не мешать, Мир пристроился у дальней стены, сложив руки на груди. Герасимов не соврал. И эта постановка действительно обещала стать фееричной. Мир со скучающим видом окинул танцующий балет. Все еще слишком далеко до идеальной синхронности. Соколовский снова будет недоволен. Мир только покачал головой. Кто бы мог подумать, что посещение отцовского приема приведет его, в конце концов, сюда. В этот зал и в это шоу. Мир так и не понял, почему отцу не понравилась сама идея его участия в этой постановке, но за одно то, что он не стал ни запрещать, ни отговаривать, говорило о многом. И это не Герасимов дал Миру шанс. Это отец дал сыну возможность показать, на что он способен. Что он уже вырос. И только поэтому Мир не может, не имеет право разочаровывать его. И пусть Соколовский прав, и отец всегда и во всем поддержит его…
Мир сглотнул возникший в горле ком. Кому он врет? Себе? Зачем? Потому что дурак. Разочарование. Доверие. Шанс... Мишура, призванная прикрыть настоящую причину. Отчаянное желание выйти из отцовской тени. Чтобы он смотрел на собственного сына не как на лучшее свое творение, роман длиной в целую жизнь. А как на человека. Личность. Ему так хотелось стать отцу другом… Тем, от кого не прячут собственные переживания, а с кем ими делятся. Тем, кому не боятся открыть душу. Кому… верят.
Сильное желание. Почти мечта. Почти? Да. Потому что вместе с этим желанием глубоко внутри жил страх. Страх потерять ту нежность, с которой отец к нему относился. Мягкую заботу, от которой одновременно ныло сердце, и разливалось тепло по телу. Мир глубоко вздохнул и заставил себя не думать об этом хотя бы сейчас. Танец закончится, Соколовский поворчит, а потом они начнут разучивать новый. Миру еще повезло, что у него хорошая память, иначе все эти сложные связки, которые, словно проверяя его на прочность, придумывает для его партии Соколовский, он бы никогда в жизни не запомнил.
- Быстрее двигаемся, быстрее, не спим на месте, - Соколовский хмурился, недовольно глядя на балет. Мир отвел от лица упавшую прядь и принялся изучать своего режиссера-постановщика. Ему под сорок, но выглядит гораздо моложе. Высок, подтянут, силен. И танцует просто потрясающе, хотя на первый взгляд и не скажешь, что он на то способен. Он мгновенно вливается в ритм, подхватывает его, а потом становится его частью. Мир знал, что может не хуже, но смотреть на то, как танцует Соколовский, ему нравилось. Может, потому, что ему самому пока еще не хватало четкости, резкости движений. В школе хореограф говорила, что это все из-за того, что в жизни он недостаточно категоричен. Может, она и права. Тогда, значит, Соколовский… Продолжать мысль Мир не захотел. И так все более чем ясно.
Мир оторвал глаза от Соколовского и наткнулся на ненавидящий взгляд сидящего в тени почти у самой двери парня. Минута взаимного изучения, и Мир вскинул бровь, чувствуя, как по телу разливается непонятное ощущение. Сладкое, горькое. Яд. Кончики пальцев задрожали, и Мир сжал кулаки. Соколовский. Это ЕГО глаза. Значит, это и есть тот самый сын. Надо же, сколько экспрессии в поджатых губах и напряженных плечах…
Мир подчеркнуто безразличным взглядом окинул парня с носков явно любимых, поношенных кроссовок до кончиков светлых волос. Длинные ноги, хорошо сложен. Он был бы хорошим танцором. Ключевое слово: «бы». Какое, наверное, разочарование для деда, который, в отличие от отца, поддерживать внука и в горе и радости не обязан. Красив. По своему. Далеко не идеален, с неуловимой ассиметрией черт лица, но привлекает внимание.
- Ладно, все, - музыка смолкла, и Соколовский окинул всех тяжелым взглядом. – Значит, так. Мне надоел этот детский сад. Поэтому завтра я устрою вам экзамен. И если кто-нибудь собьется хоть раз в том материале, что мы уже изучили, может считать себя свободным от контракта и от постановки. Перерыв пять минут, а потом начнем новый танец, - проигнорировав возмущенный гул, он нашел взглядом Мира. Тот встретил его, качнулся вперед, и вдруг тонкое лицо исказилось. С силой закусив губу, Мир опустил голову, закрываясь волосами, и почти рухнул на пол, сжимая ногу. Влад мгновенно оказался рядом:
- Мир, что случилось?
Тот поднял на него беззащитный взгляд, полный боли, и выдохнул сквозь стиснутые зубы:
- Судорога.
- Сейчас пройдет, - Влад убрал его руку и принялся массировать ставшую каменной мышцу, матерясь сквозь зубы на собственную безалаберность. Он дает этому парню, почти ребенку бешеные нагрузки, которые не каждый взрослый сможет выдержать. Сейчас бы иглу, чтобы расслабить мышцу. Мир тихо простонал, пальцы судорожно сжались, и Влад потемнел лицом. Словно… Словно это его сын сейчас стонал от боли.
- Потерпи, маленький, - шепнул он, сглатывая горечь во рту и запрещая себе думать о том, что вообще говорит. Плевать. Надо снять боль.
Когда спустя минуту интенсивного массажа, Мир расслабился, Влад облегченно выдохнул.
- Тебе получше?
- Да, спасибо, - Ратмир прятал глаза, но в чуть искаженном голосе звучала настоящая благодарность.
- Хватит с тебя на сегодня, - ни капли не раздумывая, решил Соколовский. – Тебе надо домой.
- Но я…
- Я сказал – нет, - резко оборвал начавшего, было, протестовать парня Влад. – Не волнуйся, без тебя мы не начнем. У нас и без новых танцев есть над чем поработать. А героя ты сможешь изобразить и потом.
Мир опустил голову, молча соглашаясь, и Влад поднялся. Протянул руку, мало надеясь, что Мир ее примет, но тот, к удивлению Влада вложил пальцы в его ладонь. Соколовский осторожно, почти нежно сжал их и потянул Мира на себя. Какие же они у него тонкие, но сильные…
- Тебе нужно домой, - повторил Влад, ненавязчиво поддерживая чуть хромающего парня. – Я попрошу Макса тебя отвезти.
- Макса? – еле слышно спросил Мир, заметно напрягаясь.
- Да. Мой сын, - Соколовский подвел Мира к сидящему Максиму и, глядя в слишком серьезные глаза, в глубине которых еще тлел отблеск какого-то неясного, но сильного чувства, произнес, не скрывая сожаления:
- Извини, Максимус, но я снова прошу тебя исполнить мою просьбу. Обещаю, что больше так тебя терроризировать не буду.
- Да, отец, - Макс кивнул, не отрывая взгляда от лица танцора, того самого мальчишки, который ещё совсем недавно горел в танце.
Это было больно. Больно настолько, что на какой-то миг Макс забыл, как дышать. Что же это такое? Будто полоснули острой стеклянной кромкой по живому. По самой душе. И безразличный взгляд таких необычных глаз продолжал полосовать.
Остаётся одно: «по земле походить бестревожно»…
Остаётся одно. Дерзко улыбнуться, и попытаться изменить выражение глаз. Запихнуть на самое дно всю эту проклятую боль. Как бишь это называется? Ревностью? Только можно ли ревновать к кому-то собственного отца?!
- Ты же знаешь, я всегда для тебя свободен! И если я должен сопроводить… гм… прекрасного принца до его драконьей башни, отчего бы нам с мустангом этого не сделать?
Макс поднялся и галантно поклонился отцу и, даже не замешкавшись, его подопечному.
Влад только покачал головой, глядя на сына с укоризной. Иногда так хотелось, чтобы хоть в некоторых моментах он был более серьезным.
- Только не гони сильно, ладно? Тебе не желательно сейчас сильно напрягать ногу, давя на газ. Да и ему… - Влад кинул быстрый взгляд на безмолвно стоящего парня и вдруг вспомнил, что так и не представил их.
- Эээ… Мир, разреши представить тебе моего сына Максима. Макс, а это Мир. Главный герой этого шоу и лучший танцор, с которым мне когда-либо приходилось работать.
- Не стоит делать мне таких комплиментов, - отозвался Мир. – Я могу в них поверить. Но я не хочу никого утруждать. Я лучше вызову такси.
- Ямщик, не гони! Ты гооонишь, ямщик… - фыркнул Макс, но продолжил уже куда серьёзнее. – Не переживай. Когда это я гонялся? Пис энд лав, лучший танцор. Или тебе стыдно и «мерин» мой сивый тебя не устраивает? Расслабься. Обещаю быть плавным на поворотах!
Если не забудет. Или если не занесёт. Всё возможно в этом безумном-безумном мире. Главное – не сорваться.
Макс улыбнулся отцу и вопросительно взглянул на Мира. Что за имя? Мирослав? Скорее Миракл какой-то.
- Не знаком с твоим мерином, - ответил Мир, чувствуя, как внутри начинает бурлить кровь. Что-то в этот разговоре… Он с отцом никогда так не разговаривал!
- О, да, ты не быстро ездишь, ты всего лишь низко летаешь, - Влад улыбнулся и опустил руку, которой до этого придерживал Мира. Тот покачнулся, Влад дернулся вперед, но Ратмир кинул на него предостерегающий взгляд и, еле заметно скривившись, произнес:
- Не надо, я сам. Спасибо вам большое. И до свидания, - он улыбнулся, а потом повернулся к Максу, глядя на него с вызовом. – Пойдем знакомиться с твоим мерином.
- Прости, руку предлагать не стану: на принцессу ты по определению не тянешь, - Макс элегантно захромал в сторону выхода, царственно помахивая в воздухе рукой. – До вечера, отец мой! Итак, мой мерин…
На душе было погано. Вот только показывать это Миру – последнее дело. Нельзя. Ни в коем разе нельзя. Иначе вызов в глазах превратится в неприкрытую насмешку. А бороться с лучшим танцором, будущим солистом большого и очень большого театра он не хотел. Не мог.
По ступенькам спускаться было неприятно, но Макс нет-нет, а косился в сторону спутника. Не загремит ли снова?
- Вон то чудовище, - кивнул он с порога на внушительных размеров джип на стоянке. - Считай это проявлением моего эго, но он мне нравится.
И выбираться из него удобно. Но об этом Максим промолчал.
- Не бойся. Как ты верно заметил, на принцессу я не тяну, а значит, в обморок от боли падать не буду, - буркнул Мир, чувствуя, как наполняет его с головой что-то, похожее на зависть. На мгновение он представил себе, что вот точно также прощается с отцом, и изнутри мгновенно поднялась волна отрицания. Это… это казалось оскорблением. Но… ведь именно о ТАКИХ отношениях с отцом он мечтал! О легких, свободных. Простых.
- Расслабься, - Максим вздохнул и достал из кармана ключи от машины. Тихо пискнула сигнализация, и он кивнул на переднее сидение. – Я знаю, что это на самом деле больно. – И тут же, не желая больше заострять внимание на сказанном, перевёл разговор, открыв перед парнем дверь. - Мир, да? Мирослав? Радомир? Странное имя.
- Какое есть, - Мир мгновенно превратился в ежика. Сел на предложенное сидение, пристегнулся, а потом все же ответил. – Ратмир.
И тут же задал свой вопрос:
- Почему Максимус?
- Ратмир. Красиво на самом деле. – Макс опустился на водительское сидение, пристегнулся. Мотор взревел, но с места машина тронулась удивительно мягко. Права Соколовский получил явно не в подарок. Вёл он уверенно и спокойно, без рывков.
Просто, побывав на месте пострадавшего в жестоком ДТП, он не желал подвергать других подобным испытаниям. Опыт подобный даром не проходит никогда и никому.
- Гладиатор. Боец. Максимус. Просто… Как-то вот так.
- Видимо, сейчас я должен рассыпаться в благодарностях за «красиво», - убедившись, что Макс действительно не собирается гнать, Мир расслабился. – Надеюсь, ты не сильно оскорбишься, если я этого не сделаю. А гладиатор… - Мир закусил губу, не желая произносить то, что рвалось с языка, но…
- Тебе повезло с отцом, - глухо, еле слышно произнес он, надеясь, что Макс его не услышал.
- Да, наверное, - Макс криво улыбнулся, не глядя на собеседника. За рулём его внимание целиком и полностью принадлежало дороге. – Только ему со мной не повезло. Я никогда не смогу танцевать. Вообще никак. А ты двигаешься…
Его улыбка неуловимо изменилась. Из болезненного оскала перетекла в смущённую, светлую, осветившую его лицо. Вдруг вспомнился Волошин. И Максим, набрав побольше воздуха, принялся декламировать, и тот самый огонь, которым в танце горел Мир, сейчас пылал в его глазах.
- …И есть огонь поджогов и пожаров,
Степных костров, кочевий, маяков,
Огонь, лизавший ведьм и колдунов,
Огонь вождей, алхимиков, пророков,
Неистовое пламя мятежей,
Неукротимый факел Прометея,
Зажженный им от громовой стрелы…
- Красиво, - выдохнул Мир, когда в салоне отзвучал голос Макса. – Вот только ты не мне их читать должен. А своему отцу. Потому что это – ЕГО огонь. А я… - Мир внезапно усмехнулся, - всего лишь его проводник.
Максим покачал головой:
- Я тоже только проводник. Слова ведь не мои. Волошин всё-таки писал прекрасные строки. Мой только голос, не более того. А отец никогда слушать меня не будет. Он… не любит театр. Он просто не любит театр и актёров. А я – актёр. Паяц, если хочешь. Я… хотел бы танцевать. Но буду только сидеть и смотреть. И хорошо, что на тебя. По крайней мере, я радуюсь тому, что ты это можешь, что ты понимаешь и чувствуешь то, что он пытается выразить.
- Извини, я слишком приземлен для таких вещей. И мне не понять высокий смысл твоих слов. Танцору вредно думать, - Мир отвернулся к окну, пряча глаза и перекошенное лицо. Сорвался. Надо бы замолчать, остановиться, но слова текли сами. – Ты бы понравился моему отцу. Он… Не знаю, мечтал ли он о том, чтобы я когда-нибудь стану актером, как он когда-то, но… Я не умею играть и проживать чужие жизни. Я умею только хорошо двигаться. Слишком мало для того, чтобы исполнить чью-то мечту, да?
Черт, заткнись, Мир! Просто заткнись!
- Извини. Тебя это точно не касается, - пальцы сжались в кулаки, когда чудовищным усилием воли Мир заставил себя успокоиться и взять себя в руки. Бред… Он едет с парнем, которого видит в первый раз в жизни и разговаривает с ним на темы, о которых и думать было страшно.
Макс страшно побледнел. Будто по щекам отхлестали. От души.
Сколько злой иронии. Не над ним, над собой.
- Перелом бедра. В трёх местах. Бамперный. Порванные связки. Коленные. Перелом таза. Удалённый миниск. Меня собрали по кусочкам. Немного нетрезвый профессор в Склифе, - жестко цедил Максим, сквозь побелевшие губы. - Этого «немного» хватило на то, чтоб уничтожить мечту моего отца. Когда я падаю на колени на сцене, не факт, что я смогу подняться самостоятельно. Да, я умею играть. Я проживаю чужие, придуманные жизни вместо того, чтоб прожить собственную. И я… люблю это. И сожалею только об одном: мой отец НИКОГДА не посмотрит на меня ТАК, как он смотрел сегодня на тебя.
- А ты когда-нибудь говорил с ним об этом?! – Мира буквально развернуло на месте. – ТАК, может, и не будет смотреть, но откуда тебе знать, что он чувствует сейчас?! Ты ведь ни разу даже не спрашивал его об этом! С чего ты вообще взял, что именно ЭТО было его мечтой? Час назад… - голос сорвался, но Миру было уже плевать. Впервые в жизни плевать. – Час назад ТВОЙ отец рассказывал МНЕ, что с тобой случилось. Ему было больно, так больно… Думаешь, он о своей мечте думал тогда? Нет! Он думал о том, что ТЕБЕ больно. Что он не смог уберечь тебя. И что сейчас не может ничем помочь. А ты… Он всего лишь хочет, чтобы ты был счастлив. А танец… Это просто танец. Останови. Я здесь выйду, - глухо закончил Мир и снова отвернулся. Сжался, пытаясь унять дрожь от взрыва эмоций и больше всего мечтая оказаться дома. Рядом с отцом.
Макс заблокировал дверь и ударил по тормозам. Ногу дёрнуло болью, но он совершенно не обратил на этот факт внимания.
- А ты? Ты спрашивал своего? Говорил? Ты знаешь, что чувствует ТВОЙ отец? ОНИ – родители. И они никогда не говорят о собственных желаниях. Потому что мы – их дети. Живые цветы любви. Они скорее дадут порезать себя по кусочкам, чем сознаются нам в чём-то. – Он не кричал только потому, что горло перехватило спазмом. Голос почти сел. – Он до сих пор винит себя. А я – себя. Но никто не виноват. Просто всё это… есть!
Сзади сигналили. И справа тоже. Раздражённые, длинные гудки его совершенно не волновали. Неожиданно важным было заставить понять Мира.
- Где ты живёшь? Я не высаживаю принцесс посреди дороги.
- Тогда какого черта ты рычишь на меня сейчас и скулишь о том, что не смог исполнить мечту своего отца?! – мир Мира вдруг съежился до пылающих голубых глаз. – О том, как он смотрит на меня и как не смотрит на тебя? Я видел… Ты ненавидел меня в тот момент! И ты ничего не знаешь ни о моей жизни, ни о моем отце! Не знаешь, что значит жить под одной крышей с человеком и мечтать о том, чтобы с тобой поговорили. Просто поговорили. Рассказали анекдот, пошутили, посплетничали. Не знаешь, что значит жить и контролировать каждое слово, зная, что ты просто не имеешь право разрушить тот идеальный образ, который тебе создали. Я… - Мир отвел глаза, чувствуя, как начинают дрожать губы. – Я знаю, о чем он мечтал. Его мечта… Не я. А я… Я не знаю, кто я для него. Жизнь, смысл, якорь. Поэтому просто давай закончим этот разговор. Он не нужен никому.
Смотреть в глаза Мира было горько.
- Он единственный, кто любит меня, - горячечно шептал Макс. - Только он, понимаешь? Мои именитые дед и бабка забили на меня сразу, как только выяснилось, что в семейном деле я больше не игрок. Мать кроме тусовок, куриц-подруг да отцовских денег не любит никого. Гламурная стерва. А её крашенные лахудры только и могут нотации читать да по заднице поглаживать! А он… Он любит меня таким. Мы шутим, сплетничаем, курим на балконе… Я был на всех его концертах, всех постановках но ни разу, слышишь, ни разу не видел его в МОЁМ зале. Ты ничего о нас не знаешь, Dancing Queen!
Макс запрокинул голову к потолку и запел, зажмурившись, почти заорал, всё громче и громче, и засмеялся. Всем своим видом засмеялся. Потому что умолкни он сейчас и песня станет воем. На Луну.
Он не ненавидел Мира. Нет. Он завидовал ему. Отчаянно. Страшно завидовал. Несмотря на визитку в бумажнике. Несмотря на оды Чусовой, а теперь и Берга. Завидовал обычному тёплому взгляду. Гордому и мечтательному одновременно. И… восторженному. Взгляду, который достался не ему.
You are the Dancing Queen, young and sweet, only seventeen…
Dancing Queen, feel the beat from the tambourine, oh, ee…
Макс пел низко и сипло, и голос его уже ничем не напоминал тот, которым он совсем недавно читал стихи.
Мир отшатнулся. Смех Макса испугал, заставил сердце забиться в горле. Судорожно сжатый кулак Соколовского бил по рулю, словно отбивая такт. А потом… «Он единственный, кто любит меня…» Мир зажмурился, мотнул головой и вдруг рванулся вперед, на удивление легко и быстро отстегивая ремень безопасности. Сжал голову Максима, потянул на себя, принуждая смотреть в глаза.
- Успокойся, пожалуйста, успокойся…
Но Соколовский словно и не слышал его. Мир закусил губу, с отчаянием понимая, что не знает, что делать с сорвавшимся парнем. Как успокоить его, усмирить ту внутреннюю истерику, которая заставляла его фальшиво орать и смеяться, смеяться… Но выносить это Мир больше не мог. И когда в собственной голове зашумело от чужих, диких по своей силе эмоций, он подался вперед и прижался к его открытому рту губами. Лишая воздуха, глуша крик. Бьющееся на сидении тело мгновенно закаменело, и Мир отстранился. Прислонился лбом к покрытому испариной лбу Макса и быстро, горячо зашептал:
- Все хорошо, слышишь? Все хорошо… Он с тобой. Он рядом. Он любит. Успокойся… - собственные губы дрожали, и больше всего Мир боялся, что сам сорвется в истерику. Что всплывет все, что он так долго держал в себе, и тогда… НЕТ!! Нет… Ведь он не будет петь песни. И даже рыдать не будет. Он…

Широко распахнуты глаза.
Он ничего не видит. Совсем ничего. Ни дороги, ни салона. Только глаза напротив, в которые он всё падает, падает, и никак не может достичь дна. А ощущение от этого падения настолько реально, что в животе разливается холодок. И когда там, в бездонных омутах вдруг отчётливо замаячили тени паники, он заключил лицо Мира в ладони, так и не разорвав сплетения взглядов.
- Я устал, Мир… и ты… ты тоже устал… это такое наказание, наверное… быть целым миром и ничего из того, что по-настоящему необходимо, не иметь… Он любит и я люблю… Ты любишь и тебя любят… Но ты всё равно один… там, в своём огне… и я на своей сцене… тоже один… - Макс говорил тихо, очень тихо, просто выдыхал в нервно подрагивающие губы и молился, только бы окончательно не спятить. Здесь и сейчас.
- И я – принцесса, а он… - Мир медленно опустил ресницы, выдыхая в такие близкие сейчас губы. Пару мгновений он просто сидел, чувствуя, как отпускает дикое напряжение, а неровное дыхание согревает кожу. – Наказание… А за что? Ты знаешь? – он снова открыл глаза, а потом, повинуясь невероятному по своей силе желанию, коснулся губами скулы Макса. На мгновение задержался там, а затем заскользил по лицу. Нет, не целуя. Изучая. Чуть-чуть лаская. Благодарность. За то, что понял то, что Мир сам не мог понять. – Зачем? Что я сделал? А ты?
- Не знаю, Мир… - Макс вздохнул и прикрыл глаза. Всё происходящее казалось таким эфемерным, странным, но таким правильным, что разум, усталый обессилевший разум и не пытался противиться. Ни тому поцелую, ни этим мягким касаниям чужих губ. Хотелось потереться щекой о его щеку, что он и сделал, опустив, наконец, руки. – Ты… я… мой или твой… я не верю в судьбу…но кажется, именно она дирижирует всем сейчас…
Там, во внешнем мире наступала ночь. Сигналили проезжающие мимо машины и что-то неостановимо двигалось вперёд. Отсчитывало секунды, минуты, часы. С ними или без. С чувством вины или отмщения.
- Это ведь неправильно, да?..
- Неправильно, - Мир улыбнулся. Ощущение теплой кожи под пальцами было приятным. Необычным. – Наверное. Не знаю.
Пару мгновений он еще позволил себе понежиться в уютном тепле, а потом нехотя отстранился.
- Ладно, храбрый рыцарь, вези меня в мою башню и возвращайся домой.
- Как прикажешь, только адрес своей башни назови, а то мы так и будем кататься по кольцевой… - Макс тихо фыркнул. Снова взревел мотор, и машина плавно тронулась с места, набирая скорость. – Ночным неоном любоваться.
- Я был бы не против проветрить мозги, - усмехнулся Мир, понемногу приходя в себя. – Но отец будет волноваться.
Максим понимающе кивнул, молча вдавил педаль газа, и машина понеслась по улицам города, который никогда не спит. И не верит слезам…