Властелин иллюзий.
читать дальшеОн не раз проклинал собственную внешность. Ну вот что стоило небесам смилостивиться и вместо смазливой мордашки и юношеской субтильности наделить его несколько более… солидным телом? Более тяжёлым подбородком. Чуть более суровым взглядом? Не такими мягкими волосами. Его чёлку треплет любой сквозняк, и никакие ухищрения не помогают.
Почему в довесок ко всем бедам у него именно синие глаза и именно пшеничного цвета шевелюра? Такими рисуют классических ангелов и мучеников за веру. И мистиков. Но не классических иллюзионистов на королевском балу!
Анри со вздохом поправил диадему с синим сапфиром – символом принадлежности к классу – и вернулся в зал, где очередная фаворитка монарха требовала иллюзий. Ну ещё бы, она сущее бревно, где ей изогнуться как нимфе в незабвенных «Утехах…»? Вот и пытается научиться как может.
Только не выйдет, милочка. Не-вый-дет!
Зеркало снова послушно отразило синеглазого юношу в синей тунике и простых прямых синих брюках, заправленных в высокие сапожки с шитьём.
Ещё совсем немножечко, и всё. И можно будет расслабиться и отпустить себя.
Молодой человек кивнул собственному отражению и вышел в зал, где как раз рассеивалась последняя его иллюзия: что-то весьма вольное на античную тему. Сатиры растворились в мерцании свечей, послышались аплодисменты и одобрительные возгласы юному мастеру.
Иллюзии были восхитительны, очаровательны... но Этьен любовался не ими, а их создателем - и искренне не понимал, как может быть иначе. Нет - мастерство Анри он ценил очень высоко, но... для него иллюзии, созданные Анри, были всего лишь проекциями его очарования. Анри был бриллиантом - а они лишь радугами, которые высверкивают в бриллианте...
Хотя нет - неправильно сравнивать Анри с драгоценным камнем, пусть и прекрасным, но мертвым. Анри живой, такой чудесно живой... это Этьена нередко сравнивали то с золотистым топазом, то просто с золотом... а Анри не был камнем, пусть и драгоценным, он был золотистым цветком - стройным и нежным, который хотелось тронуть губами, вдохнуть его аромат...
В чем-то они были отдаленно схожи - оба стройные, светловолосые. И даже одевались нередко в схожие цвета - синее идет к светлым волосам. Но на том сходство и кончалось. Этьен сверкал, как драгоценность - Анри ласкал взгляд, как цветок...
Прижаться губами к его лепесткам, вдохнуть его аромат...
Это не было иллюзией - это было желанием настолько страстным, что Этьен почти въяве ощутил поцелуй, которого не было.
И, не подав виду, улыбнулся пылающими губами и зааплодировал вместе со всеми.
Следующей иллюзией была, ставшая классической, история о золотом драконе и юной нимфе, которые, воспользовавшись способностями к изменчивости, ограбили пару гномьих банков, но потом попались на чрезмерной привязанности нимфы к любовнику. И преступников… расстреляли при попытке к сопротивлению при аресте.
Не самое романтичное окончание истории, но народ любовников канонизировал, как мучеников за высокое чувство. Что было такого высокого в обычном сексе, сам Анри не понимал, но немного доработал историю, приукрасил иллюзии, и вышла слезливая история для придворных о несчастной любви и стремлению к свободе.
Задав все параметры для нового представления, юноша отошёл в сторонку, прихватив малюсенькое пирожное и бокал вина. Чары утомляют. Иллюзия же, даже высококлассная, держится пока маг при памяти. Стоит ему только отключиться, и… всё. Конечно, сон не в счёт, но беспамятство, тот же голодный обморок или обморок от потери сил – не самая приятная штука.
Бриллиант может рассыпать радуги, не растрачивая ни крупицы собственной сути - но иллюзия для поддержания требует силы.
Все смотрели на иллюзии - Этьен смотрел на их создателя... и от его глаз не укрылись признаки усталости.
И потому, едва Анри успел съесть свой пирожное, как в его руке оказалась маленькая креманка с карамельным мороженым с капелькой карамельного ликера - сладкое, подкрепляющее, быстро восстанавливающее силы...
- Побалуйте себя, Анри, - улыбнулся Этьен, и его пальцы на миг коснулись запястья мастера иллюзий - вливая силу. Короткий миг - и Анри ощутил себя выспавшимся и отдохнувшим, полным бодрости - и иллюзорным это ощущение не было.
- Вы всё не оставляете попыток, граф? – Анри скупо улыбнулся, но креманку принял. Есть хотелось до одурения, потому, немного десерта лишними не будут ни при каких обстоятельствах. Вот только… неужели намёков не понимает? А прямо говорить не хочется, неминуемо пойдут расспросы.
Тягучая золотистая тёплая карамель подтаивала белоснежную горку мороженного, и юноша с наслаждением поглощал получившийся сироп.
- Не прекратил, - ослепительно улыбнулся Этьен.
Далась ему эта улыбка не без труда - у него просто дух перехватило при виде того чувственного зрелища, которое представлял собой поедающий мороженое Анри.
Не самая приятная ситуация. Кому не льстит внимание самого популярного придворного, красавца-мага, и самого видного жениха королевства, не считая наследного принца, конечно? Ответ крайне прост. Магу-иллюзионисту. По уши влюблённому в означенного красавца-мэтра.
- Помнится, я вам уже говорил на эту тему.
- И не прекращу - с какой стати? Разве в вас что-то изменилось, Анри? Вы успели подурнеть? Поглупеть? У вас испортился характер? Нет... вы - это именно вы, такой, каким пришлись мне по сердцу... так отчего же я должен оставить свои попытки? - Ты пришелся мне по сердцу с первого же взгляда... - Вы все тот, же, Анри, - продолжал Этьен, лаская юношу взглядом, - даже ваша репутация неизменна...
Это было правдой - Этьен ухитрялся своего ухаживания не афишировать. Он ухаживал, рассыпая по сторонам улыбки и комплименты, так что никому бы и в голову не пришло... даже и сейчас, когда он так открыто стоял рядом с Анри и говорил с ним, никто этого не видел - ведь все смотрели на иллюзии, а не на их создателя...
Нимфа в иллюзорной траве пала к ногам обратившегося дракона и золотоволосый юноша, до изумления напоминающий мастера-целителя, поднял её с колен, и поцеловал руки, после чего следовала сцена любви, стыдливо скрытая золотистым туманом, с угадывающимися в нём переплетениями восхитительных тел…
- Моя репутация неизменна потому, что к этому я искренне стремлюсь. Вынужден вас настойчиво прекратить ваши поползновения, граф. Иначе, клянусь, я попрошу перевода у мэтров академии.
О, вот этого б очень не хотелось. Но… Обет. Так легкомысленно было дать его, не зная, куда его заведёт жребий распределения. Ну что стоило ему родиться менее инфантильным, а Этьену – озадачиться навязчивой идеей неделей позже?
Хотя, целителю всё что об стенку горох! Пугай, не пугай, без толку. И ладно время… Так ведь ветреность графа – о ней легенды слагают! С таким непостоянством ему только Аэром дирижировать, а не людей исцелять.
- Вы несправедливы, Анри, - покачал головой Этьен с шутливым упреком. - Ваше репутация неприкосновенна не только потому, что к этому стремитесь вы, а потому, что к этому стремлюсь и я... разве я хоть раз вас скомпрометировал?
Это было правдой, снова правдой - Анри нечего было в этом смысле поставить Этьену в упрек, он и в самом деле ухаживал тайно - и именно его опытность и помогала ухаживаниям оставаться тайными. Будь на его месте другой, и Анри быстро бы выдал себя как предмет внимания графа Рейни.
- И перевода вы не попросите, - добавил он. - То есть вы можете попросить... но на прошение вам ответят отказом. Да еще и поинтересуются, с чего бы вы вдруг попросили... а когда вы объясните, вам просто не поверят... учитывая вашу и мою репутацию.
О да - ухаживания свои Этьен не афишировал настолько, что поверить в их наличие было бы очень, очень сложно...
- Так что я не оставлю вас в покое - как мое сердце не может оставить в покое меня. Но сейчас я покину вас наедине с вашей... репутацией.
Момент был выбран точно - иллюзия как раз завершалась. И когда все обернулись к мастеру иллюзий с аплодисментами и восторгами, Этьена рядом с ним не было. Креманка из-под мороженого в руке была - а Этьена рядом не было...
Как глупо.
Кланяться, улыбаться, снова кланяться, обещать непременно повторить восхитительную постановку, и снова и снова кланяться, пока не заноет спина, а креманка, скрытая иллюзией, не нагреется в руках.
Сославшись на лёгкую усталость, юноша покинул бал. Куда приятнее попросту отоспаться. Приятнее и полезнее. Конечно, подпитка, так неожиданно подаренная целителем – дорогого стоит. Но с Рейни станется явиться в самый неподходящий момент.
В коридоре с цветком, золотистой лилией, которая так и не увяла, спустя две недели с того момента, когда была сорвана в королевском саду. У двери в его, Анри, покои, с коробкой конфет. Или просто у окна крытой галереи, что ведёт к крылу магов, за декламацией стихов.
Он невыносим. Так упорен и невыносим.
И так любим. Если бы только сам Этьен это знал… Вот только не знает, и не узнает. Потому что нельзя.
Опасался он напрасно - вот как раз сегодня Этьен и не думал приближаться к нему ни на балу до его отъезда, ни тем более в его покоях, наедине. Вместо этого он всю ночь гонял верхом, плавал в озере, снова гонял во весь опор - чтобы вернуться домой под утро, падая от изнеможения, и рухнуть в постель... потому что он не ручался сегодня за себя, за свою способность удержаться и не схватить Анри в охапку, не сжать его в крепких объятиях, не целовать этот нежный рот, упрямо говорящий "нет"...
Твои губы говорят "нет" - но глаза говорят "да"... ты отталкиваешь, притягивая, кто научил тебя этому? Красавец из твоих иллюзий так похож на меня, что этого разве что чудом не заметили и не сделали предметом сплетен - Анри, желанный мой, твое "да" громче твоего "нет"... но я хочу слышать, как твои губы произносят это "да"... ты гонишь словами, обещая взглядом, и я не могу ни уйти, ни остаться, я могу только сгорать... сгорать от любви, от восторга, от желания...
Этьен сбросил простыню, подставляя тело прохладе утренней спальни. Но ветерок из раскрытого окна не мог остудить желания...
Трое суток до бала у герцога Этьен провел дома, то предаваясь мечтам, то строя планы осады сердца Анри по всем правилам, то отметая все задуманные им маневры... пожалуй, если бы не то, что его услуги мага-целителя за эти трое суток все же требовались, он бы тихо рехнулся. Работа была спасением, заставляя сосредоточиться на другом и хоть ненадолго забыть о любви, тоске, страсти... забыть об Анри, таком желанном, таком любимом...
…К балу Этьен готовился тщательно, выбирая и вновь отвергая разные наряды, обдумывая их до мелочей и отказываясь от выбора.
Этьен перебрал наряд за нарядом - отказываясь от них подряд... он не хотел приходить на этот бал в синем, он и так слишком часто носит синее... да - этот цвет идет к его золотистым волосам, да - ему нравится синее... но все-таки страшно, что кто-то сопоставит два синих цвета, наряд мастера иллюзий и наряд мастера исцелений, что присмотрится, присмотрится - и все же заметит не предназначенное для посторонних глаз...
Давно ли ты стал таким осторожным, Этьен?
Граф улыбнулся этому вопросу - уж слишком был очевиден ответ…
Новые наброски к иллюзиям не развлекали а вгоняли в устойчивую тоску. В общем-то было от чего. Можно было сколько угодно доказывать самому себе, что всё пройдёт гладко, что снятие обета на самом деле не страшная штука, что через это рано или поздно прошли все, что он своей силы не потеряет, да и опыт, полученный в академии не денется никуда.
Он не глуп, умеет рисовать, недурно музицирует и всё прекрасно.
Золотистая лилия легонько покачивалась на сквозняке и на лист бумаги осыпалась тонкая пыльца.
Анри едва не взвыл, когда один из главных героев его новой мистерии на глазах начал приобретать черты лица Этьена. Золотистые локоны, пронзительные глаза, чуть иронично изогнутые губы.
Ну что ж… пусть так. Будет мистерия о Принце Золотая Лилия, гордом, восхитительном и настойчивом, пожелавшем влюбить в себя ветер. Но ветер непостоянен и слишком любит свободу. И ещё ветер обвенчан с небом, и потому не может принадлежать кому-либо.
А ветер получился тонким изящным синеглазым юношей. И вот поди после этого, утаи кота в мешке!
Фигуры и символы прорисовывались необычайно правильно и легко, точно история сама просилась в мир, танцевала на кончике его пера. Как жаль, что на каждую иллюзию затрачивается так много времени. И так много сил. Бог с ним, со временем! Силы восстанавливаются так медленно!
…финал…
Принц Лилия повелел вырасти вокруг себя могучим деревьям, чтоб заточить ветер, заставить его быть всегда рядом…
Он не спал три ночи, чтоб закончить новую иллюзию к сроку – приёму у герцога Мариино, на который был приглашён.
Привычно в синем. Диадема и, ради разнообразия – перстень с ярко-синим камнем. Мастер иллюзий вошёл в зал в золотистом мареве, подошёл к хозяину, сдержанно поклонился, коротко описать суть придуманной мистерии, поблагодарил за приглашение…
Как жаль, что до конца недели нельзя отказываться. Отказать в прощённую неделю – всё равно что навлечь немилость небес. Главное, чтоб один чересчур пылкий граф об этом не вспомнил. На то, что он не явится - надеяться не приходилось. Ну не пропустит Рейни этого бала!
Ах, герцог… ну зачем?
Анри грациозно поклонился герцогине, красиво ответил на пассаж о том, отчего так и не обрёл при дворе покровителя, и отчего не стремится к этому, пообещал небольшой кучке графьёв непременно подумать о применении иллюзий в качестве какого-то совсем боевого случая, и выдал оркестру ноты простенькой мелодии, написанной накануне как раз для новой иллюзии.
Осталось лишь дождаться просьбы герцога, и запустить иллюзию.
…На бал он явился в темно-вишневом. Темно-вишневый бархат, и такой же шелк, и гранатовый перстень на руке, и золото волос льется на плечи...
Гости собрались, гости выпили вина, гости угостились, посплетничали, по нескольку раз успели обсудить внезапную холодность прекрасного целителя к его новой пассии, и то. Как быстро он расстался с последним любовником, и не стоит ли за всем этим кто-то. О ком покуда не осведомлены придворные умники.
Анри бледнел, Анри краснел, великосветски улыбался, в ответ на улыбки. Фланировал меж любопытствующих, галантно кланялся, и даже успел посекретничать с парой чудовищно любопытных маркиз на предмет наличия в его жилах эльфийских кровей. Как всегда ни да ни нет, но маркизы остались при собственном мнении.
Последней каплей стало триумфальное появление Рейни. После чего не оставалось ничего иного кроме как провалиться на этом самом месте. Увы, следующей вопиющей несправедливостью мира стало дефиле герцога к нему и любезная просьба начинать, а значит – оказаться на несколько мгновения объектом самого пристального внимания присутствующих в зале…
…Принц был рождён на рассвете, умыт рассветной росою и получил имя – Лилия…
Интересно, а хватит ли сил на материализацию? Пусть частичную?
…Ветер никому не удавалось пленить, и лишь необыкновенная красота Лилии покорила его, и он позволил словам возлюбленного вскружить ему голову…
На этот раз Этьен смотрел не только на мастера иллюзий - но и на поглощенных иллюзией зрителей... Анри - и это ты что-то говорил о репутации?! Что же ты делаешь, разве можно так явно, так обнаженно... сходство просто бьет под самое сердце...
И все же, хвала богам, люди слепы... они не видят... к счастью, они не видят, как и всегда... не видят - потому что имена даны наоборот... Принц лилия? Нет, любимый - это ты цветок, живой и благоуханный! Ветер? Но никому и в голову не придет назвать тебя ветреным, ветреность приписывают мне!
И только поэтому они все не видят, не понимают... стройный юноша в синем и золотоволосый принц... Анри, как же ты рискуешь, тасуя свои "да" и "нет", слова и взгляды, алую масть любви и черную масть отказа...
- Мастер, вам письмо…
Слуга растворился так же неслышно, как возник, оставив в его руках запечатанный конверт. Что ж… на воске – отпечаток листа и свечки каштана. Писал отец. Но вторая печать была от академии.
…и продлить срок Вашего обета ещё на неделю…
Будущий граф неизящно выругался сквозь зубы. Как же, утончённый ветер… С такой утончённостью, с этими обетами мозгами тронуться можно.
Ещё неделя – и виконт Ира сам кого угодно просить станет, как о великой милости. И совершенно не принципиально кого…даже если это будет вовсе не Лилия, изводящий его своей нежностью на показ.
Конверт и письмо сложены и спрятаны в поясной кошель.
…к ветру воззвало небо, и ветер вырвался из тесных тенет деревьев, коими окружил себя гордый и прекрасный цветок. Но лилия скоро утешилась, подставляя лепестки прозрачным потокам дождя…
К чертям! Прощённую неделю нужно проводить дома, или уезжать прочь из столицы, чтоб ни одна живая душа не ведала куда. Чтоб даже направления не угадали! Только тогда можно с малой толикой уверенности говорить, что никто не прицепится, и никто не потревожит.
Анри снова поклонился, принимая восторги и поздравления, поцеловал пару изящных ручек и поспешил скрыться за драпировками.
Этьен смотрел во все глаза - теперь уже не только на Анри...
…так вот что ты обо мне думаешь? Любовь моя, ты так же слеп, как и те, кто смотрит сейчас на представление - и не видит в упор лиц лилии и ветра... как те, кто обсуждает мои похождения - и совершенно не замечает, что я... нет, кое-кто из друзей не просто догадывается, а знает наверняка - и они не выдадут тебя, если догадаются, глядя на твои иллюзии, кого ты подразумеваешь... но... но как же можно так беспечно выставлять напоказ свои чувства...
Или... или дело как раз в том, что я и сам слеп и выдаю желаемое за действительное? Что за письмо тебе вручил слуга? Такое срочное письмо, что оно не могло подождать окончания представления? Письмо, заставившее тебя нахмуриться? От кого оно?
Неужели твои иллюзии - и в самом деле иллюзии, прикрытие... нет... нет, не может быть... твой взгляд не мог обмануть...
Этьен сходил с ума от ревности, уговаривал себя, что повода нет и ревновать недостойно - и все же терзался, позабыв в этих терзаниях все свое благоразумие и сдержанность.
И потому, скрывшись за драпировками, Анри оказался в объятиях Этьена - и тот, не отпуская его, открыл занавешенную этими драпировками дверь, ведущую в соседние покои.
- Анри... Анри, умоляю вас... что... что же ты делаешь...
- Этьен?! Отпустите меня немедленно! – Добавлять «не то буду кричать» было по меньшей мере глупо, потому молодой человек просто упирался руками в грудь излишне пылкому воздыхателю. – Что вы себе позволяете, граф!!!
Проклятье, что же ты творишь… что творишь… будь я уверен в тебе, я бы… Но нет, я не могу сдаться, просто не могу, потому что… о господи… зачем ты так ветренен… ты сам создал себя таким, а я не могу тебе верить… не тогда, когда нужно вручить собственную жизнь…
Он и сам не знал, хотелось ему отхлестать Рейни по щекам, или поцеловать так, чтоб перед глазами светился золотистый туман. Его вполне ощутимо потряхивало и не только от возмущения. Скорее даже от нахлынувшего возбуждения.
Но… три дня и полторы недели – это всё-таки разница большая. Равно как и чувство истинное, взаимное, или просто порыв страсти.
Слышал ли юношу Этьен, понял ли... а если понял, то верно ли... он и сам не мог бы сказать, так кружилась голова - никогда он еще не обнимал Анри, не прижимал его к себе, не ощущал его дыхание на своем лице, и глаза смотрят в глаза, и губы так близко, так невозможно близко...
Наверное, он все же услышал Анри даже в этом безумии - потому что железная хватка сделалась нежным объятием, которое так легко разорвать, если этого хочешь... и пока Анри еще не сбросил с себя его руки, Этьен приник губами к его губам, жадно, как приникают в пустыне к роднику...
- Анри, Анри...
Что ты творишь, мой желанный, мой любимый... привлекая и отталкивая, говоря взглядом одно, а губами другое... и вот теперь я целую эти губы, и пока я их целую, они молчат...
Не надо…
Но слишком убедительны могут быть поцелуи. Не иллюзия, не ложь, тонкая придумка, что истает, лишь только ослабнет воля создавшего. Это не воля – полное безволие, нежелание оттолкнуть жадные нежные руки.
Иллюзионисту удалось-таки совладать с собственными разбушевавшимися чувствами, и оттолкнуть воздыхателя.
Слишком мучительно, вот так, только распробовав вкус, отказаться от него, и… незнамо, на полторы недели или навсегда.
- Возьмите себя в руки, Этьен… - молодой человек прижал к пылающим губам тыльную сторону ладони и прикрыл глаза, пытаясь заново научиться дышать. – Прошу вас… Вы слишком многого хотите, и при том сразу.
Считай гордецом, невеждой и зазнайкой… но как… как мне осадить тебя, заставить забыть хоть ненадолго, как пригасить твоё пламя и не выдать себя?
- Любовь моя, неужели поцелуй - это так много? - выдохнул Этьен.
В его голосе, глазах билась обнаженная жажда - такая неприкрытая... как может умирающий от жажды скрыть то, что чувствует при виде ручья? Мой любимый, моя чистая вода...
- И как может быть поцелуй "не сразу"? По частям? - Этьен еще силился улыбнуться, пошутить, потому что и в самом деле еще силился совладать с собой. - Тогда дай мне часть поцелуя...
С этими словами он поцеловал ладонь Анри - ладонь руки, прикрывающей нежные горячие губы...
Этьен даже не замечал, что его окружает для чего предназначена комната, в которую они вошли - а между тем это был будуар, предназначенный как раз для того, чтобы без помех заняться любовью, пока в соседнем зале бушует лихорадка бала... но ему не было дела до комнаты, ему ин до чего не было дела... только до узкой ладони, которую он целовал...
«Дай часть поцелуя…»
Дай часть…
Он попросил. А отказать – значит навлечь на себя великую немилость. Ах, граф, ну почему именно теперь?
Анри только тихо застонал, понимая, что, если он сейчас же чего-нибудь не придумает, можно смело прощаться с карьерой мага и отправляться в поместье, править слугами, выслушивать нотации отца и нянчиться с младшими сёстрами. Или, того хуже, выслушивать нытьё гномов, которым батюшка обещался отдать шахту, да так и не отдал. То ли позабыл, то ли прикидывается.
Оставалось лишь убрать ладонь, подставляя требовательным губам собственные губы, и обмирать под поцелуем. И целовать в ответ.
А потом – вновь оттолкнуть, почти с мольбой глядя на кавалера.
- Этьен, пожалуйста. Что вам стоит?
Что мне стоит то, что я делаю? Всей жизни...
- Анри... - молящий поцелуй, - Анри... не гони, прошу тебя...
Этьен не помнил, что за неделя идет сейчас, начисто не помнил - иначе никогда не сказал бы этих слов, нельзя просить, заведомо зная, что тебе не вправе отказать - это все равно что насиловать связанного... он не помнил - иначе не стал бы просить... если бы попросил, наоборот Анри - попросил четко, сказав "прошу тебя", Этьен мигом бы вспомнил, что обязан исполнить просьбу... но сейчас он не помнил, не помнил ничего...
Приехали…
Не иначе как специально граф такое говорит. Знает же! И из угла в который его загнали обстоятельства – выхода ажно два. Нарушить правила или идти до конца. И в том и в другом случае итог один – потеря силы. Только в одном случае им поиграют, в другом – он попросту уйдёт.
Любовь моя?.. Знаете ли вы, граф, что такое любовь, которая не позволяет сказать «нет»? Любовь, которой невозможно отказать, можно только держаться на расстоянии и молить небеса о тёплом взгляде… и внезапно получить такое!
Будь Анри младше – непременно бы разрыдался. Как мальчишка, как юный подмастерье, которому задали головоломку для более высокого класса.
Но слёзы не горчили на губах, когда вслед мольбе и поцелуям последовал ответный поцелуй.
Нельзя… гореть силам синим пламенем до того момента, когда он, за нарушение клятв попадёт в преисподнюю и вот тогда его собственные проклятые силы расплатятся с ним сполна.
Любить, и не иметь возможности быть с любимым, потому что – обет.
Желать, и не иметь возможности утолить жажду потому что – обет.
И отказать нельзя именно теперь… потому что – традиция, освящённая веками.
Золотистый туман клубился вокруг ладоней, затягивая полупрозрачной дымкой будуар.
Выход был. Но риск был огромен. После мистерии Анри был слаб, а на поддержание длительной и достаточно материальной иллюзии нужно столько сил, что маг классом ниже вовсе протянул бы ноги. Но в теории… в теории может сработать. И тогда – жажда Этьена будет временно успокоена, а сам Анри не нарушит никаких обетов и правил.
- Ну чего ты мучаешь меня… чего ты от меня хочешь?..
- Тебя, Анри... любовь моя...
Тебя - здесь и сейчас, отныне и навсегда, всего тебя - телом и душой, сердцем и разумом... я хочу просыпаться рядом с тобой, хочу улыбаться тебе утром и целовать тебя вечером, хранить твою репутацию днем и заниматься любовью ночью... хочу... тебя... всего... хочу видеть желание в твоих глазах, любовь в твоем сердце... хочу... любить и быть любимым, чего же проще? Или... чего же сложнее?
- Анри, если бы ты знал...
Если бы ты знал, что на самом деле я...
Анри, я люблю тебя... люблю...
О небо… он всерьёз!
Это правда, действительно правда, самая настоящая, та, о которой он только мечтать смел, и вот теперь…
Господи… ты умеешь наказывать, умеешь ставить в безвыходные ситуации, особенно тех, кого испытываешь на прочность или на верность. Господи… прости… И пусть он простит, если сможет…
На секунду сделать шаг вперёд, толкая всем телом, и ещё, мягко, осторожно, к слишком удобно расположенной кушетке, так, чтоб в какой-то момент граф не удержался и… опустился на мягкие подушки. И опуститься следом, оседлав его бёдра, склониться ниже, целуя, заранее извиняясь за то, что не в его власти.
Анри покачал головой, глядя в глаза, может, в первый и последний раз наслаждаясь искренностью и теплом в их потрясающих глубинах.
- Если бы знал ты…
Как сладко кружится голова, когда встречаются губы, а если чуть прикусить их, сердце отчаянно ухает куда-то в пропасть…
А стоит расправиться со всеми этими пуговками камзола и пенным кружевом рубашки, как тело забывает о том, что умеет дышать. Золотистая кожа, тёмные солнышки напряжённых соском, которых тоже хочется коснуться, ощутить губами… но нельзя… не теперь…
Камзол и рубашка… долой… на пол… не далеко, ещё сгодятся.
-- Не… касайся… меня… - произносишь ты... Анри - неужели ты еще боишься... боишься, что я причиню тебе боль, что буду груб с тобой?
Но губы ещё касаются губ, а обнажённого тела касается шёлк туники.
Голова кружится, сердце колотится, как сумасшедшее...
Анри, Анри - ты все-таки решился?... любимый, душа моя... в груди жарко и тесно, как же я хочу тебя - до боли... и только когда ты сжимаешь мои бедра, становится чуть легче... какие у тебя губы нежные, любимый, и глаза... только отчего же они у тебя такие шалые, такие странные... почему у тебя всегда глаза с губами не в ладу... и все-таки ты решился, Анри, я так остро счастлив, что мне больно от счастья... любимый, отчего так тревожно, когда мечта сбывается... так сладко и больно, так волшебно и тревожно... и твои руки сами тянутся к моему телу, и оно выгибается, сдерживая стон...
- Нет... не бойся... не трону... делай сам... как тебе хочется... любимый...
Любимый…
Он не удержался, и пара слезинок всё-таки скатились по его щекам. Может, когда целовал, может, когда почти лежал на возлюбленном, ощущая, как бешено колотится его сердце в груди. Или…его, Анри, сердце?
Любимый…
Всё внутри переворачивается и сердце стискивает ледяная рука. Это же предательство! Этому нет прощения ни у одного народа. Нет предательства худшего и никогда не было.
Вот только… есть ли у него выбор?
Маги без силы не живут. Сходят с ума, спиваются, или сами себе жизнь укорачивают. Но не живут. Никто не находил в себе достаточно смысла, чтоб жить дальше.
Любимый…
Рукавом рубашки привязать одну руку к ножке кушетки. Рукавом камзола – за запястье другую. И поцелуй… последний, прощальный и прощающийся.
Анри плавно соскользнул с Этьена и на миг отошёл в сторону. То, что вернулось назад – было иллюзией. Точной копией виконта Ира. Та же улыбка, тот же взгляд, тот же шёлк туники и тёплая нежная кожа… вот только сам виконт сидел в углу и судорожно пытался отдышаться. И отчаянно желал лишь одного: никогда не рождаться.
- Люблю тебя… - вытолкнули губы, и иллюзия в точности повторила его мимику и голос.
- Анри...
И больше не сказать ничего - комок в горле, мне так трудно дышать, трудно дышать и совсем невозможно говорить... и я уже не могу сказать "люблю", не могу сказать "поцелуй меня, желанный мой..." ты сбрасываешь камзол и рубашку и наклоняешься ко мне, я подаюсь навстречу...
Скрытый мороком, он скорее, вывалился из будуара, чем вышел. Едва держась на ногах, сдерживая слёзы. Когда всё закончится – иллюзия освободит невольного пленника. Последний импульс, что успел вложить в неё создатель, приказывал именно это.
Юноша тенью прошмыгнул мимо танцующих, спустился по ступенькам, и только в своём экипаже… потерял сознание. Тело и разум не выдержали нагрузки, воспротивившись тому, с каким упорством созданная иллюзия выжимает крохи сил из обессиленного мастера.
…полуобнажённый Анри попросту рассыпался, золотистыми искрами оседая на тело несостоявшегося любовника…
... и губы мои встречают золотистое мерцание, оно рассыпается, и искры оседают на мои губы, на мою грудь... они не обжигают, эти искры, они холодные... как твое сердце...
- Анри... АНРИ!!!
Как же ты надо мной посмеялся...
Как провел...
Теперь ты можешь гордиться по праву - никому этого еще не удавалось... как я мог так обмануться... это не губы - глаза твои лгали... лгали, заманивали... как я мог поверить им...
Бесполезно звать - тебя здесь нет... ты посмеялся надо мной и ушел... ты же отходил от меня после того, как привязал - вот когда и произошла подмена... после того, как ты был привязан...
Привязан!
Проклятье - я же не смогу сам освободиться... я всего лишь целитель, а не движитель, я не могу заставить эти узлы развязаться... и порвать их тоже не могу!..
И все-таки Этьен пытался вырваться... пытался до тех пор, пока за дверью не пока за дверью не раздался голос - "Виконт, да где же вы? Вас везде ищут! вы тут?" - и дверь распахнулась.
А потом раздался визг.
Этьен замер, вскинул голову, посмотрел на визжащую при виде его обнаженного и привязанного молодящуюся графиню Эгит и дерзко улыбнулся…