Бирюза

[never-agen]

Фэндом: Yuri!!! on Ice
Основные персонажи: Виктор Никифоров, Жан-Жак Леруа (Джей-Джей), Отабек Алтын, Юрий Плисецкий, Юри Кацуки
Пэйринг:Виктор/Юрий
Рейтинг:R
Жанры: Слэш, Songfic, Пропущенная сцена
Предупреждения: ецензурная лексика, Кинк, UST
Размер: Мини
Примечания автора: Кинк на Юркины ноги, кинк на глаза, кинк на пул- и гоу-гоу-дэнс.
Очень рекомендую послушать My Darkest Days - Porn Star Dancing. Будет очень в тему.

Юрка умеет материться. От души. Он способен так приложить крепким словцом, что уши пылают даже у Якова. Завернет четверной с подвыподвертом в три загиба и все, что остается в итоге – ловить ртом воздух и пытаться найти в себе хоть пару ласковых, чтоб не допустить постыдной паузы и ответить. Так же бритвенно-остро. Чтоб резануло сопляка по живому.
Он все еще помнился неловким порывистым мальчишкой, с тонкими-ломкими руками-ногами, паучьими лапками. Дурацкая стрижка-горшок и ярость в глазах. Бирюзовых. Не голубых-льдистых, как у самого Виктора. Бирюза морская, с глубокой зеленью, с темными вкраплениями. Но в Юрке эти вкрапления отнюдь не гнильца и не червоточины. В нем это чистая злость. Звериная почти. Выдраться, выкарабкаться, вырваться во что бы то ни стало. Наверх, на пьедестал, и чтоб лучший из лучших, чистопробное золото. Чистейшей воды бриллиант.
Он еще помнится ревнивым до внимания и злым от того, что Виктор улетает в Японию. Да, да, без сомнения чтоб тренировать другого, «зацепившего музыкой тела». Это по официальной версии. По версии для всех, кроме самого Виктора Никифорова. Потому что от взгляда до решетки – один шаг. Потому что одним поцелуем дело не закончится. А Юрке только пятнадцать. А о том, что с педофилами творят на зоне даже официальная статистика стыдливо молчит.
Но это тоже одна из отговорок. Одна из доброго десятка причин из-за которых пятикратный чемпион дает деру. Он готов терпеть насмешки со стороны команды, ярость Якова, готов отбивать уколы от Криса и улыбаться всему семейству Кацуки. Он не готов только к явлению Юрки в «Ю-Топию». Он не готов снова оказаться так близко. Настолько близко. Провокационно-близко.
Дурацкое обещание. Он не забыл о программе, но делает изумленный вид, когда Юрка со старта на-гора выдает все, что он думает о забывчивости старпера. Да, малыш, злись, малыш, поднимай градус и беги-беги-беги… у тебя давно не паучьи лапки, твоим ногам позавидует любая топ-модель, и, черт подери, можно сколько угодно говорить себе, что ты все еще ребенок. Тело так не убедить. Увы, никак не убедить.
Программа на отъебись – «Агапэ». Потому что «Эрос» в Юркином исполнении сносил напрочь как взрыв водородной, вакуумной или ядерной – черт его знает в сколько мегатонн. Но даже бесполо-целомудренную «Агапэ» тот откатывает так, что стояк в брюках удержать почти невозможно. Замечает ли Юри? Конечно. Смущается, жмется и думает, что Виктор Никифоров предпочтет ему Юрия Плисецкого. Да. Предпочел бы, если б не рисковал всем на свете: карьерой, репутацией и жизнью. На репутацию, впрочем, плевать, потому что Виктор Никифоров – потаскун, с этим ничерта сделать нельзя. Столько постелей и любовников поменять – много ума не надо. Достаточно обычной тяги тела. Удержать себя, обуздать, сковать по рукам и ногам ни не рвануть за Юркой назад в Питер – на это требуются все душевные силы. Весь арсенал, которым обладает пятикратный и так далее по тексту.
Юрка улетает, Юрка бесится, Юрка разочарован. О, пусть, пусть, малыш, главное, что твоя задница по-прежнему цела и невинна. И в этом заслуга старпера-Никифорова. Медаль ему пятикратно платиновую. За заслуги перед отечественным спортом. И благодарность от юстиции за мастерское воздержание.
Не возжелай, Никифоров, ближнего своего. Особо если его Юркой Плисецким зовут.
Яков честит пидарасом. Впрочем, сменяет гнев на милость, когда Виктор Никифоров сознается в насквозь благих намерениях. Ох уж эти намерения… нарочито-трепетное отношение к Юри, колечки эти талисманные, обжиманцы. И ведь искренне ж пытался. И Кацуки искренне пытался помочь. И поцелуй этот на льду…
Юрка тогда позвонил. Сопел в трубку. Зло и возмущенно. И молчал. Молчал как рыба об лед. А он как идиот сидел в кресле сжимая через ткань брюк член и кусая губы. Потому что под зажмуренными веками, в череде алых кругов и сполохов – тонкая пацанячья фигура, затянутая в дурацкое. Его костюм для произвольной – черное и фуксия. Вырвиглазное сочетание. Но как подчеркивает андрогинную красоту, острые Юркины скулы и ярость в глазах…
Он рад, он правда рад, что побеждает Юрка. Что Юри занимает второе место. Что просит вернуться в спорт, что Яков согласен, что… что все валится и сразу и вот так. Потому что до дрожи хочется наблюдать за тем, как парит надо льдом русская фея. Как оттачиваются до совершенства движения и прыжки, как он растет, как взрослеет. Потому что в груди разливается темная ревность когда рядом появляется другой. Моложе. Более подходящий, что ли? Потому что ему Юрка открывается, рядом с ним смеется, смягчается. И не посылает всех окружающих на три веселых буквы. Потому что Отабек смотрит на него, как он сам смотрел на Виктора Никифорова когда-то, кажется, целую вечность тому назад.
В Питере не легче. В Питере Юрцу уже шестнадцать. И у него появляется девчонка. Из юниоров. В Питер приезжает Отабек. И постоянно кажется, что девчонка из юниоров только прикрытие для «настоящей» дружбы. Их столько раз ловят фанаты, столько палева, что для полного счастья и грехопадения не хватает только фоточки с невинным поцелуем или переплетенных пальцев крупным планом. И ох черт… когда Кацуки демонстрирует ту фотку, где они с Отабеком смотрят на разведенные мосты над Невой и на плечах Юрца отабекова кожанка – он бесится, и даже не пытается этого скрыть. Ни в собственной программе, ни в общении.
А Юрка отвечает. Так же остро, на грани фола. Дерзко и зло. Точно жалит. Больно, колко, когда только выучиться успел. Чтоб вот так, без матов уже, высокохудожественно, пересыпая речь эвфемизмами, тонко и ехидно улыбаясь… ядовитая немаленькая сволочь. Он берет серебро в следующем гран-при. Но только потому, что золото взял сам Виктор. И с вечеринки он демонстративно валит в сопровождении бессменного своего визави.
Ему семнадцать и у него новое увлечение: он шляется по клубам, и плевать что туда пускают с восемнадцати. Он – чемпион и в компании таких же чемпионов – Отабека и наезжающих в Питер или Москву Жан-Жака, Пхичита или Де Ла Иглесии.
«Оторви и выбрось» - поджав губы выдает Лилия.
«Перебесится» - припечатывает Яков.
«Маленькая сука» - думает Виктор, но мысли свои оставляет при себе, в очередной раз пролистывая ленту инстаграмма и фэйсбука.
Юрка умеет танцевать. Об этом кричит каждое фото из тех, что постит Пхичит. Он умеет быть зажигалкой. И это заводит еще сильнее. И все, что остается – холодный отрезвляющий душ, да запоздалая молитва.
«Господи… перегореть бы… господи, о милости прошу…»
Господь молчит. Наверное, Виктор Никифоров нечистыми своими помыслами оскорбляет чувства Боженьки к человечеству и Его веру в разумность отдельных представителей человеческой расы.
Ему восемнадцать. Наконец-то восемнадцать. В Амстердаме, на очередном чемпионате. Ему восемнадцать, он на полторы головы выше себя-когда-то. Он раздался в плечах, но его ноги по-прежнему лучшее, что сумел создать Господь. Как и его улыбка. И его ядовито-острый язык. Он с легкостью преодолел подростковый рост, пубертат и прочие «радости» взросления. А алкоголь все еще лучшее лекарство от Юрия Плисецкого. Другого Никифоров придумать не смог.
Он берет золото. И, надо быть честным, не потому что Виктор решил в этот раз не выходить на лед. Он в легкую сделал всех, в очередной раз побив уже теперь собственный рекорд в произвольной. Он обходит даже Ханю, он новое ледяное божество, чтоб ему трижды провалиться под лед!..
Нет, тигр, продолжай. Танцуй. Собирай золотой урожай и не оборачивайся, никогда не оборачивайся назад. До тебя не дотянутся, хоть и будут стараться изо всех сил. Так что пари, фея, витязь, сверкай!..
Ему восемнадцать. А Виктор Никифоров, когда закрывает глаза, все еще видит мальчишку, неловкого паучка, прыгнувшего тройной и удержавшего равновесие. Смешного яростного малыша с дурацкой стрижкой…
Юрий Плисецкий умеет жечь.
Когда за диджейский пульт становится Отабек, когда Джей-Джей берет гитару, Юрий Плисецкий выбирает пилон. И весь мир за стенами ночного клуба прекращает свое существование. Им не нужна дурь. Им не нужно вообще ничего. Достаточно бита и гитарных рифов чтоб сойти с ума. Так откровенно, так вызывающе-сексуально, что самообладание и контроль делают ручкой и удаляются прочь.
«Прощай, Витя, прощай, дорогой…»
А перед глазами, в стробоскопных вспышках – плавно-ломанные переливы, и бесконечно-длинные ноги, обтянутые узкими джинсами.
У Отабека – безупречное чувство ритма. А Джей обладатель потрясающего хрипловатого баритона. И когда он поет о танцующих порнозвездах, когда гитара выдает безумное соло-крещендо он сам оказывается рядом, сам позволяет избавить себя от пиджака и осточертевшего галстука. И еще – втянуть в разнузданный танец, потому что он сам танцует ничуть не хуже, потому что он сам снова и снова учил Юрку двигаться. Наверное ему должно было быть стыдно. Куда ты лезешь, Никифоров? Куда? Зачем? Но это уже пятый коктейль кипит в крови. И еще – Юркина улыбка. Тонкая, подначивающая, заводная улыбка гоу-гоу боя.
И плевать что под подиумом – толпа, что там жарко, что там другое казино с блек-джеком и шлюхами, здесь, на недостижимой высоте есть Плисецкий, есть музыка, есть вспышки света и можно чувствовать, как его нога обвивает бедро, как он пахом вжимается в пах, как тонкие пальце вплетаются в волосы. Боженька, это сон, потому что слишком сильно похоже на секс, тот самый, которым Виктор Никифоров бредит последние три года.
Юрка горьковато-соленый на вкус. Терпкий и крепкий. И все еще легкий. Потому что даже на пьяную голову выполнить поддержку оказывается неожиданно легко. И он смеется, запрокидывая голову, самого себя и его заодно отхлестав мокрыми светлыми волосами прежде чем поцеловать, прежде чем позволить проникнуть языком в свой рот, прежде чем выдохнуть эйфорически-обдолбанное:
- Виктор… ну трахни ты меня наконец, сука… сил нет больше терпеть…
Бирюза его глаз – шалая. Дурная бирюза с темными вкраплениями греха. Он оплетает ногами бедра, спиной вжимаясь в хромированную стойку пилона, закидывает обе руки ему за шею и вот так вот продолжает двигаться, под свисты, под ор и улюлюканье пьяной толпы. Да, это тоже похоже на секс. Один из тех, не случившийся до сих пор, прокрученных тысячу раз под зажмуренными веками наедине с правой рукой.
«Ты не первый» - читается в его взгляде. И внутри вскипает ревность.
«Ты не первый» - и футболка летит куда-то в зал.
«Прямо здесь?» - изгиб светлой брови.
«Почему бы и нет?» - взгляд в ответ.
Им обоим хватает распущенности, но вряд ли кто-то из присутствующих вспомнит на утро без помощи телефона о том, как на подиуме танцевали двое, прижавшись друг к другу так тесно, будто и впрямь занимались любовью у всех на глазах.